Девушки кажутся игрушечными. Хочется с ними просто поиграть... Но потом кто-то знакомит с уголовным кодексом и понимаешь, что это очень дорогая игрушка, но все равно чего-то хочется, какой-то игры... Несерьезной, радостной, беззаботной, задорной... Потом вдруг говорят, что недурно бы и жениться... И даже, добавляют, что уже как-то дурно и не жениться... Ну женишься... Все очень получается по-домашнему, все единогласно одобряют и чему-то радуются... Но тут же сразу как-то заводятся дети, словно проказа какая. И о тебе быстро забывают. Ты уже ДОИГРАЛСЯ... Ты был средством... Ты с удивлением смотришь, как растет новая поросль. Ты радуешься ей. тебе говорят, что у нее много проблем и что все они вообщем твои или в случае не согласия - от тебя ТОЧНО... Ну хорошо, идей и возражений против этих тезисов у тебя нет и быть не может. Дети растут. Спрашивают не как у тебя дела, а как дети, понимая видно, что дела как у всех, от одного, вот дети разные, потому что от разных... Ты гордишься ими, ты развлекаешь ими старушек во дворе, каких-то полузнакомых теток, которыи вдруг захотелось посюсюкаться с ними. ты просто как развозчик удовольствия для большой семьи состоящей из детолюбивых, самок, самочек, теток, женщин, сакретарш, учительниц, домаработниц, бабушек, маразматически улыбающихся дедушек и таких же затраханных отцов как ты. Ты развозишь это добро терпеливо и любовно, чтобы все радовались... и все радуются... Но когда это добро, пахнущее простоквашей и домашним творожком, изрядно поколбасив, засыпает... Ты входишь в свою тихую комнату... И тебе становится грустно... Тебе становится грустно, потому, что тетрадки с юношескими психопатическими стишками все еще улыбают тебя и будят слабую зависть... и когда за окном поют соловьи как резанные... когда в ночной тишине в квартале ты слышишь отчетливый цокот изящных туфель... ты понимаешь, что это мираж... Такой, как пятна акварельных красок, которые смоет ближайший утренний серый дождичек. Тогда ты вдруг понимаешь, что что-то безвозвратно потеряно, что-то уплыло из жизни, ускользнуло насмеявшись над тобой, как юное создание, на высоких каблуках и неуверенных длинных страусиных ногах, ушагало куда-то в закрытую область грез... Тогда вдруг становится мучительно больно. И ты брюзжишь: сука этот Островский, хорошо хоть я не разливал эту гребаную сталь, не месил этот долбаных бетон, не клал магнитки, узколобые колейки - узкоколейки... Хер с ними, хер с этой индустриалицацией минус элекрофикация, хер с этим комсомольским задором... БАМ-хренам. Жаль только этот удаляющийся звук легких каблучков в заснувшем дворе и дальний надрывый вой, как раненной волчинцы, маневрового паравоза... Тогда ты читаешь Платонова и обливаешься светлыми слезами... Но назад дороги нет... Как на войне...

Домой